Полина была почти обыкновенной девочкой. Белобрысая, длинные светлые волосы, веснушки. Курносая. Озорная и любопытная. Всё как полагается для двенадцатилетней девочки.
Правда, Полину терзала одна необычная страсть.
- А вы знаете, - говорила она мне, едва появившись на пороге, - я вчера мёртвого жука видела. Прямо раздавленного. Он мне не подошёл. Я тогда другого нашла.
Взяла мамин нож, он самый тонкий. Ну вы знаете мою маму, - Полина горделив уусмехается.
Мама Полины - биолог. И знает свою дочь 12 лет. Поэтому среагировала на отсутствие особенного ножа мгновенно: отправилась искать дочь. Не сына, понимаете? Не сына.
И нашла. И изъяла нож. Этим Полина и гордилась: маминым умом и реакцией.
У Полины всё сводилось к любимой теме. Идём всей толпой на карьер, купаться. Казалось бы - иди да радуйся! Цветочки собирай. Веночки плести…
У Полины другой путь: она нашла перо птицы. И это сподвигнуло ее сообщить мне по секрету, что как раз на днях она нашла труп птицы. Видимо, галки. И вечером провела вскрытие. Да. Пересчитала все сломанные кости. И вытащила все не вылившиеся до той поры и местами целые внутренние органы. Полина тоже была биолог.
Предоставляете, как мне ее слушать? Мне жалко засохший цветок выбросить. Я отказалась от шкуры кенгуру, потому что будут над ней плакать: она погибла под колесами… Я не читаю постов про животных, я не смотрю каналы про животных: мне их смертельно жалко. И могу плакать два дня и проклинать человечество.
А тут - Полина. И ее неуёмное научное любопытство. То жука вскроет, то птицу, то погибшую кошку. А кому придёт рассказать? Маме, это само собой. А потом - мне. Потому что другие сразу хватаются за валидол. А я лицо держу и улыбаюсь. Даже вопросы задаю по теме беседы.
PS. Через годик Полину перекинуло в другую научную область: растения. Так и поступила в МГУ - на почвоведение (бюджет, а как же, победила в очной перечневой Олимпиаде).
Все люди странные. Каждого поскреби — и заблестит! Кто чем.
Вот, к примеру, были у нас соседи. Почти соседи, потому что временно снимали квартиру. Три мужика-вахтовика. А слышимость в некоторых домах сами знаете, какая.
И вот рано утром один самый ответственный будил всех, а конкретно - орал из кухни, чтоб шли чай пить. А куда им пить, если они ещё спят? Один, положим, всё-таки пришёл. Двое на кухне. И вот один из них берёт баян и начинает петь «О боже, какой мужчина…». Громко, с чувством, в шесть утра.
И если бы это было один раз… Это была система. Странно, что баян использовался только для утренней побудки. Больше мы, в квартире за стенкой, его никогда не слышали. Даже если мужики отмечали что-то и пели песни. Так они и пели без баяна — «а капелла».
Или вот дама со второго этажа. Одинокая стильная вдова глубоко пенсионного возраста. Даже, можно сказать, возраста дожития. Так вот. Летний вечер неважно какой температуры. Главное — не дождь. Эта дама лет семидесяти чинно выходила из подъезда при параде: голубые тени, румяна, красная помада. Тушь на ресницах, конечно. Соломенная шляпа и солнцезащитные очки на цепочке — ну а вдруг случится аномалия, и резко начнет светить солнце? В половине десятого вечера, ага. Вся такая нарядная, сарафан, правда, летний. Бретели тонкие, поэтому прочая красота (бретельки бюстгальтера и комбинации) тоже прекрасно видны.
И вот выходит эта дама в таком виде из подъезда, здоровается со всеми, кто сидит на лавочках, и идёт на пляж купаться. Да, в макияже. Да, без купальника, только сарафан с комбинацией скинет — и вуаля! А кто её видит, ночью-то? Это её слова. А и правда: до пляжа идти минут сорок степенным шагом глубокой пенсионерки. Пока дойдет — в августе, к примеру, уже стемнеет.
А в дождь она не ходила купаться — дорогу от дождя развозило так, что ноги разъезжались и у более подготовленных. Опасалась дама шмякнуться в глину в нарядном сарафане. Вот если был отвёз кто… Тогда бы да, купалась и в дождь.
Странная? Да. Замечательно странная. Ну и как про них не писать?
Первые самостоятельные литературные пробы были, мягко говоря, неудачные. Провальные, если честно.
Несамостоятельные литературные пробы были ничего так — учителя литературы одобряли. Я говорю о сочинениях на свободную тему. Или «Как я провёл лето». В крайнем случае, удавались отвлечённые темы: «Что такое дружба?» или «Осень — очей очарованье».
Вот как раз одна такая учительница и заявила необдуманно, что у меня есть «литературная жилка». Только что это за жилка и в какую сторону идёт, Елена Алексеевна не сказала. А зря…
Писательский зуд открылся, а третий глаз — нет. И понесло меня в стихотворчество.
Оказалось, сочинять стихи очень трудно. Перво-наперво — о чём? Ну не писать же, в самом деле, о жареной картошке и уроке физкультуры? Что ещё меня тогда, в десять лет волновало? Допустим, дружба. (Я пробовала допустить и другие варианты: много денег, мама, кот, любовь. Но всё это вызвало весьма негативные эмоции. Не всегда, но они были сильнее добрых воспоминаний. Поэтому — нет.) Дружба была пока не опасна. Это потом будут и предательство, и разлуки. А в десять лет всё ровно.
Первая поэма (а как вы думали, жилка же, не хухры-мухры) была посвящена дружбе. И это был её единственный плюс. Смотрите сами, начало:
«Жил таракашка Ромашка,
И жил таракан Кирилл.
Народ обожал Ромашку,
Кирилла народ не любил»
И заметьте, тогда я ещё не читала «Двенадцать стульев» и сплагиатить творения Никифора Ляпис-Трубецкого не могла.
Итак, начало… Хм… Таким же было и продолжение. Какой Ромашка был хороший, а Кирилл плохой. И как они дружили и находили общий язык. И потом Кирилл раскаялся и тоже стал хорошими. Что интересно, Кирилл имя на «Ромашку» не поменял. Меня немного это коробило. Я полагала, что если имя скомпрометировано — надо менять и начинать жизнь с чистого листа. Но «Ромашка и Ромашка — для всех большой пример» — даже тогда звучало странно. Поэтому решила оставить как есть, и итоговый вариант заключительной фразы был таким: «И был Кирилл с Ромашкой для всех большой пример!»
Заключительная фраза даже не «Хм…», а, скорее, «Тьфу…». Эту мысль и донесла до меня Елена Алексеевна, учительница русского языка и литературы. Правда, это «тьфу» читалось на её лице, а мне она сказала: «Стихи не твоё… Начни с прозы. И что-нибудь покороче, «Зарисовки…» какие-нибудь. Ладно?»
Ладно. Зарисовки, так зарисовки.
Порисовала я так словами годик. Но душу бередили стихи.
Поэтому литература была забыта на несколько лет, и возвращение случилось как раз со стихов.
Я писатель неуверенный: пишу несколько лет, но до сих пор не уверена, о чём же я хочу писать? Детективы? Ужасы? Про детей или про взрослых? Про маньяков, инопланетян или домохозяек?
Проблема.
Лучше всего, конечно, должно получаться про домохозяек. Писать надо про то, что знаешь сам. Не тут-то было: домохозяйка из меня так себе (об этом же тоже можно писать? Как-нибудь…).
Писать можно про себя. Про себя получается только сарказм. Тут даже психотерапевт не помог. Отправил «стажироваться» в группу на психологическую передержку. Пока решит, как ко мне подступиться.
В группе я продержалась недолго. То ли группа оказалась слабонервной, то ли психолог неопытным, то ли я слишком депрессивной. Тут, конечно, загадка.
В общем, писали мы рассказ о детстве. Ну как рассказ: попросили написать хоть что-то, хоть отдельные слова, ассоциации с детством. Группа оказалась подкованной и старательной, ассоциации написали правильные. Все же знают, что такое детство? Это мама, это бабушка, это пироги, поход в лес, купание в речке… И всё такое прочее. Психолог старалась из этих ассоциаций измыслить детскую проблему каждого.
Со мной всё пошло не так с самого начала. С самого начала я написала без раздумий и передышки почти роман (страница А4 за пять минут скверным почерком). Читала психолог долго, группа успела заскучать, а развлечений не было: стул до десяток таких же проблемных пациентов. Пациенты стали грустить и пытаться смотать из общего зала хоть куда, ну хотя бы в туалет.
Хорошо, психолог дочитала роман. По глазам было видно — я не Достоевский, но её вштырило: в глазах недоумение (ладно бы — удивление!). И она спросила:
— А ещё какие-нибудь воспоминания есть?
Есть, как не быть. Я начала было рассказывать про мёртвого кота… Не подошло. Потом про то, как мне на голову кусок дёрна положили… Тоже, видимо, не то.
— А хорошие воспоминания есть? — робко спросила психолог.
Я задумалась. Прикинула так и эдак.
— Пока нет, — осторожно ответила я.
Правильно осторожничала: психолог нажаловалась моему лечащему врачу-психотерапевту, и меня изъяли из группы.
Прошло очень много лет. А я так и живу дальше: осторожно. Осторожно пишу, осторожно делаю. Даже думаю не изо всех сил .
Эта история случилась на самом деле, но очень, просто очень давно. Имена изменены. Юмора сегодня нет. Поэтому кто ждет приколов и дурачества -- нету. @Ejik -- для тебя
На лето они собрались в поход. Одни, без взрослых.
Их было трое шестиклассников: Ксюша, Серёга и Лёшка.
Все началось случайно. Отец Лёшки купил резиновую лодку. Это было событие. Отец Ксюши ходил смотреть лодку. А потом они проверяли её на речке. Ксюша с Лёшкой тоже участвовали.
— На лодке страшно, — считала Ксюша. — Там дно мягкое и проваливается. И холодно. И вообще страшно, что лодка перевалится.
— Зато легко грести, — защищал лодку Лёшка.
— Зато страшно, что она порвётся. Вот заденет за сухую ветку — и порвётся. И все на дно пойдут.
Это был аргумент.
— Если просто на середину реки и пруда выплыть — то и не порвётся…
— А путешествовать лучше на плоту, — Серёга тоже не считал резиновую лодку совсем уж подходящим средством передвижения.
— Это вы говорите, потому что у вас лодки нет, — обиделся Лёшка.
Это была правда — лодки больше ни у кого не было.
— А зато мы можем построить плот! — снова вернулся Серёга к теме.
— Зачем нам плот?
— По реке поплывем. Доплывем до какого-нибудь города — причалим и пойдем город смотреть.
— А можно и на автобусе! Мы как строить плот будем? Ты умеешь?
Андрей не умел.
— Зато я в кино видел. Что там сложного: бревна связать верёвкой – и всё!
Оказалось, что и бревен ни у кого в запасе тоже нет. Приуныли.
Я придумал! — вскинулся Лёшка. — Мы когда на рыбалку ездили — лодку там видели. И никого вокруг, ни домов, ни людей. Отец сказал, что она ничья. И никому не нужна, потому что протекает.
— И зачем она нам? Если протекает? Мы далеко на ней не уплывем.
— Так заделать дыру легче, чем бревна найти. Надо щели промазать чем-то. Что воду не пропускает. Смола какая-нибудь… паклей щели забить и промазать.
— А паклю где возьмем?
— В строительном магазине. Там и узнаем, чем лодку помазать.
— А ещё нам документы нужны, — сказала Ксюша.
— Зачем нам документы?
— А как же, с фотографией. Так интереснее. Остановит нас милиция — а у нас документы! Как у взрослых. И там написано — кто мы и откуда. Нас и отпустят. Личность установят и отпустят.
Все посчитали это полезным. До выходных, пока не сходили посмотреть лодку, решили сделать документы.
— Кто будет командиром корабля? — спросил Серёга.
— Какого корабля? Лодка же просто…
— Лодка, и что? Команда-то есть!
— Тогда Серёга будет командиром, — сказала Ксюша. — Он первый предложил в поход идти.
— А ты — заместителем. А я — штурманом! — Лёшка распределил все роли.
— А кто будет на вёслах?
— Все по очереди.
— То есть гребцами-матросами всех записать? — Серёга перестал писать на листочке должности. — И командиров? И штурманов?
Подумали. И не решили, как правильно.
Решили завтра принести фотографии, у кого какие есть. у Ксюши были с лета — приезжала бабушка, и папа их фотографировал. У Серёги было много фотографий — его тётя работала в фотоателье. Лёшка тоже пообещал поискать.
Решили завтра принести фотографии и тогда решить, как правильно писать всех: командирами-штурманами или гребцами-матросами? Или написать через запятую? Или написать устав, как у военных, и в уставе написать, что гребет тот, кто на дежурстве? Время обдумать эти тонкости ещё было.
Так они думали.
Но оказалось, что обдумывать было и нечего.
В субботу утром они отправились на речку — смотреть лодку.
Лодка никуда не делась. Но она была полностью под водой.
— Давайте вытащим, — предложил деятельный Серёга.
Все вместе взялись… Смогли только раскачать. Бились долго, извозились в грязи и воде, но лодка только глубже съехала в воду. Так им показалось.
— Может, отца попросить, он мотоциклом вытащит? — предложил Серёга.
Отец Серёги только посмеялся:
— Да там не лодка, а решето! Там в середине такая дыра! Вы думаете, почему ее бросили? Сгнила давно, и чинить-то бесполезно: древесина сыпаться будет.
Посидели, погоревали. И решили — на следующий год строить плот. Раздобыть пилу, верёвку, пилить деревья и связывать. Целый год впереди — успеют.
Мы в нашем детстве играли в войну постоянно. Ну, вот такое было тревожное детство.
То есть, конечно, особенно оно тревожным не было. Счастливое было детство, мирное. Но в войну играли исправно. Начиная лет с четырёх. А как тут не играть? Если книжки — о войне, если дедушки и бабушки, а то и родители войну ещё помнят, и вообще — империализм заедает. Тут кто угодно за оружие возьмётся.
У кого какое было оружие — за то и брались. В подвале мастерили самострелы, во дворе — рогатки, на карьере — луки и стрелы. Рогатки и прочие реальные орудия поражения на войну на брали — технику безопасности сообщали. Понимать надо — это игра! Вот, к примеру, если реальный вражина объявится — тогда да, тогда сколько угодно.
На войну брали винтовки и пистолеты. С пистонами, чтоб громко и однозначно. Слышал выстрел, крикнули, что тебя видно — умри на месте. Правда, особо умные пытались доказать, что им попали в руку, а не в лоб. Поэтому они живы и могут стрелять ещё какое-то время. Таких житрожопых обычно не очень любили и отправляли в тыл — за пистонами. Это в лучшем случае. А так вообще могли и на месте пристрелить за пререкания со старшим офицером. У нас все были офицерами, но один был старший. У кого автомат был — тот и старший. Или кто мог в глаз немотивированно зарядить — мог какое-то непродолжительное время побыть старшим. Пока не пристрелят. На таких на первых охотились.
Вот воюем. Одна армия, допустим, уходит на позиции на пруд. Вторая честно ждёт минут десять, потом идёт отстреливать первую.
А на пруду много мест, где можно спрятаться: и в траве, и за холмом, и в огороде у крайнего дома. В воду лучше не лезть — там пиявок много. Да и грязная. А вот на старые ивы (или ракиты, чёрт их разберёт) залезали только в путь. И сидели там в листве над водой — ждали неприятеля. Сидеть было не особо удобно, но относительно безопасно: если кто и свалится — сразу в мутную воду с пиявками. Да, с пиявками, но зато ничего не сломаешь
Вот я как-то на такое дерево залезла. Вот идёт неприятель, прямо подо мной идёт — теперь можно стрелять! Только я собралась поудобней перехватить свой левольверт, как он шлёп — и упал в воду.
Не просто упал. А привлёк внимание неприятеля, и пристрелили уже меня.
Пришлось удалиться подальше с поля боя, чтоб не мешаться во время боевых действий.
Удалилась. Сижу под забором какого-то огорода на корнях гигантской ракиты. Крыжовник, что растёт у забора, уже ободран и съеден, украдена даже одна морковка… Больше делать решительно нечего.
Скучаю. Ковыряю пальцем корни ракиты и грущу о потерянном оружии. Нет, я, конечно, попыталась его достать, пошарила в мутной вроде рукой, но ничего не нащупала. Страх пиявок пересилил: поиски пришлось прекратить.
Сижу, ковыряю корни. Смотрю — в мусоре полосочка странная виднеется. Металл вроде как…
Выковырнула. Немного почистила. Вроде бы похоже на очень грязную монету, но размер уж очень большой. Неужели целый рубль?!
Почистила ещё, поплевала и протёрла травой: вроде и не рубль, а какая-то тёмная монета.
Монету я никому не показала и спрятала в карман. Дома снова как могла и чем могла чистила: тёрла её и пастой Гойя, и зубной щёткой, и мылом, и зубным порошком. И вот стало видно, что на ней написано и нарисовано: двуглавый орёл, вензеля и слово «копеек». И дата; 1789 год. 5 настоящих Екатерининских копеек!
Монета хранилась в коробочке вместе с патроном от калаша, огромной кнопкой и армейским комсомольским значком на винте. Хранилась долго, лет 45.
А потом оказалось, что это охрененный подарок кому-то там. Кто разные старинные монеты собирает. Или, допустим, коллекционирует. Это у серьёзного коллекционера 5 копеек этого года не особо ценятся. А для обычного человека — раритет.
Так-то я человек мирный. Пока меня не загонят в угол.
Почему-то люди думают, что если человек вежлив — можно ему хамить, посылать далеко и вообще — скакать на его костях.
Оно может и можно.
Но я считаю, что это нехорошо.
Жили мы одно время у свекрови. А у неё, что характерно, был не только непутёвый сын, но и непутёвая дочь. Допустим, Света ей наименование.
Дочь жила и спивалась в Москве: там маминого присмотра нет, можно гулять на все деньги. Менять мужиков и уровень благосостояния.
Вот с благосостоянием не задалось: наступил момент, когда ни работы, ни жилья… И хахаль предложил ей отправляться на фиг. Ну, то есть не совсем хахаль. Евоная мамаша, она была неизвестно какая женщина, история такой информации не сохранила. А только ей надоели ежедневные пьянки, и она выставила невестку вон.
А невестка что? Пришлось вернуться к своей мамаша, моей свекрови то есть.
Приехала. Пить тут не на что — мать денег не даёт, в долг в деревне тоже никто не даст. Ходить Света трезвая и злая.
Так какое-то время живём, не мирно, но хоть драк нет.
И тут приезжает Светкин хахаль. И так удачно приехал, сволочь, когда свекровь в больницу легла. Я, значит, на работе. А мужа тогда тоже дома не было — он делал вид, что ищет работу.
И вот они одни в доме. Пьют и свинячат. Я тоже в доме, но вечером. А днём они пьют одни.
Я, конечно, была не рада. Во-первых, у меня ребёнок лет четырёх, и подобные агрессивные личности меня не вдохновляли. А во-вторых, свекровь категорически наказала Светкиного хахаля в дом не пускать. Потому как опасалась за сохранность имущества. И в целом дома.
— Ещё спалят, ироды, — говорила она, — по пьяни. Так никакого имущества не напасёшься.
И вот говорю я хахалю очень вежливо:
— Простите, говорю, гражданин Светкин знакомый, но вас не велено пускать. Извольте собрать манатки и отбыть по месту прописки. Немедленно.
Светкин хахаль, конечно, не согласился. И началось: и кто ты такая, и ты здесь никто, да я тебе… и дальше — мать-перемать с деепричастиями и предлогами.
Сама Светка тоже отказалась лишаться какого-никакого, а мужика. В общем, никто никуда не уехал. Потом они до ночи пили и орали песни. Мой малолетний ребёнок пугался и отказывался спать.
Кровопролитие как вариант решения вопроса я сразу отвергла — в доме маленький ребёнок, ломать его психику я пока не предполагала.
А решать проблему надо. Опять же свекровь… Баба хоть и вредная, но уничтожения собственности не заслужила.
Надо, думаю, дождаться утра, отвести ребёнка в детский сад — и решать проблему доступным образом.
Вот утро. Эти двое ещё спят.
Я пошла на кухню, уничтожила запас спиртного и стала ждать.
Хорошо, проснулись. Ищут чем бы опохмелиться. А нечем. На меня не обращают внимания. Типа — заткнулась и хорошо. Поставили тварь на место. Теперь бы принять. Но нечего…
А я жду.
И вот они спорят, кому идти за клинским (но, конечно, за чем угодно, лишь бы с градусом и подешевле). Светка высказала здравую идею: пока хахаль ходит за горючим, она, хозяйка то есть, сгоношит что пожрать. На том и порешили.
И вот возвращается этот хахаль из магазина с пакетом. Я выхожу к калитке и жду.
А калитка, надо сказать, не маленькая: мне по переносицу. И Светкиному хахалю тоже по переносицу. То есть до щеколды через верх ему сложно достать.
Стою у калитки, как гвардеец в Вестминстерском аббатстве. Вот клиент подходит и требует отворить врата.
— Нет, — отвечаю.
Клиент слегка растерялся, но быстро вспомнил, что вчера он заткнул меня матом и угрозами. И завёл ту же пластинку:
— Быстро давай открывай, да я тебя урою… — и много других интересных слов.
Я стою молча и жду.
Хахаль понимает, что слов недостаточно и тянет руку к щеколде.
— Отойди, — честно предупреждаю я.
Не внял. Пытается дотянуться до моей морды на предмет выполнить угрозу и повредит мою фотокарточку.
Я рукой сдвигаю щеколду и со всей дури бью ногой по калитке.
Калитка, натурально, бьётся об обличье противника, и противник, как стоял, пластом валится на землю.
Лежит, косит глазом. Из носа течёт струйка крови. Но лежит тихо, как будто к гробу примеряется.
Я подёргала калиткой, отодвинула ноги Светкиного хахаля, вышла и наклонилась над ним.
— Ещё раз попробуешь — убью, — шёпотом говорю и возвращаюсь во двор, плотно прикрываю калитку.
Из дома выскакивает Светка и начинает причитать про невинно убиенного сожителя. Сожитель молчит и вставать не пытается.
Я прослушала Светкино выступление и посоветовала присоединиться к нему там, за забором. Тем более — всё горючее у него, вон в пакете, я не претендую. Да, закуску тоже можно забрать. Нет, без кастрюли.
Светка ещё попричитала, но потом вынесла хахалю покушать. И он отбыл по месту прописки.
Свекрови Светка не стала рассказывать о нашем небольшом недоразумении. Сразу после отъезда кавалера отдраила дом, и впоследствии вела себя образцово.
Надо сказать, что больше никаких кавалеров не приезжало. То ли закончились. То ли жить оне в деревне не желали. Тут я затрудняюсь определить
Умник проснулся в своей норе как обычно с первыми лучами солнца. Нора была глубокой, и солнечные лучи никоим образом не могли попасть в неё. Однако, Умник точно знал, что именно сейчас первые розовые лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь сосновые ветки, рисуют причудливую паутину теней на утоптанном песке Поляны.
Он потянулся всем телом, вскочил на все четыре лапы, стряхнул с себя липкие остатки сна и со всех ног кинулся наружу. У входа его уже поджидал Волчара — здоровый пепельного окраса лис, пришедший несколько лет назад откуда-то с севера.
У входа его уже поджидал Волчара
— Доброе утро, Ди...(Умник оскалился и зарычал), прости. Доброе утро, Умник! Всё время забываю. — и он дружески похлопал Умника по плечу. Умник кочевряжиться не стал и хлопнул Волчару в ответ:— Здарова, серый! Как ночь прошла?
— Ничего серьезного. Какой-то крот пытался границу пересечь, но Суслик его быстро вычислила и выпотрошила. Штрудель вкусновое готовит.
Суслик его быстро вычислила...
Умник повёл носом. Пахло действительно умопомрачительно:
— Ел уже?
Волчара отрицательно помотал головой:
— Оставьте мне немного, я попозже поем. Сейчас нужно до делянки сбегать, папоротник проверить, петуньки полить...
— Ну, ты — ботаник, гыыыы! — осклабился Умник, — ладно, оставим чего-нибудь, не бзди.
Передав другу эстафету дежурства по лагерю, Волчара убежал, а Умник не спеша, наслаждаясь утренней свежестью, побрёл в сторону кухни.
— Гуляш будешь? — сходу вопросом в лоб встретила его Штрудя, которая стояла посреди кухни в позе "девушка с веслом". Единственной разницей было то, что вместо весла она держала в руке огромый черпак.
вместо весла она держала в руке огромый черпак...
— Отож, — ухмыльнулся Умник, — Гуляш — это хорошо, гуляш — это нажористо.
Он подхватил со стойки миску и подставил под черпак. Миска наполнилась до краёв горячим варевом. Умник сглотнул слюну, поблагодарил повара и поспешил занять место за столом.
Кухня постепенно заполнялась лисами всех мастей и возрастов. Приходили группами и поодиночке, здороваясь, садились рядом или искали место за другими столами. Становилось шумно. Умник улыбнулся, ведь этот беззаботный гвалт означал, что всё хорошо и всё в порядке. Он поднял голову к, показавшемуся из-за деревьев, солнцу и завыл: — Ебись конём! Как же хорошоооо таааааааа!
______________________
П.С. Заранее прошу прощения, у тех, кого упомянул в посте, если это вас оскорбило. Так же прошу прощения у тех, кого не упомянул в посте, если это тоже вас оскорбило. Всех люблю. Всем peace да🫰
Я, если честно, мало знаю. Как человек пугливый и стеснительный, всегда стараюсь избежать, так сказать, ситуаций. Чтоб потом не дай бог кто. Или кому. Опасаюсь, в общем.
Но, конечно, ситуации случаются. Сколько ни осторожничай — а окружающее население может подложить свинью.
Иногда особо важную свинью. Или по особо важным делам, как-то так. Извините, если кто из таких.
Теперь уже можно об этом говорить. Много лет прошло, и дискредитацию органов мне приписать сложно.
В общем, подруга пригласила меня на свадьбу. И велела быть свидетельницей. Подружкой невесты то есть. Ну, вы знаете: причёска, ногти, глаз замазан тушью, и, конечно, свидетель. В качестве кавалера на два вечера.
Причёска ничего так получилась, прочная: если сдвинулась с центра головы — можно поправить одним движением. Хоть головы, хоть руки: там же бетон. Из лака, волос и стараний парикмахера. С глазом тоже очень хорошо получилось: глаз и без того навыкате, так что лёгкой покраски оказалось достаточно, чтоб глаз выделялся на плоскости лица.
А вот свидетель был куда загадочней: мне про него сказали, что он нормальный и будет меня защищать. Очень в этот момент хотелось поинтересоваться — от кого? И не стоит ли в целях безопасности заболеть и пропустить мероприятие?
Но, конечно, не пропустила. Пошла свидетелем. Вот жених, вот невеста, вот — свидетель на два вечера. На первый взгляд ничего так мужчинка — ростом с меня, крепенький. Опять же — белобрысый, что определённо внушает доверие. В рубашке и галстуке — все как положено.
Хорошо. Начали праздновать. Фотографироваться и вообще — отдыхать. Этот свидетель оказался как будто стеснительным: меня не замечал, со мной почти не разговаривал, но и не шарахался, как от чумной. Уже хорошо.
Празднуем дальше. Приехали по месту банкета: в частный сектор южного города. Тут жила мама жениха, тут жених родился и обзавёлся друзьями. В том числе вот этим робким свидетелем. Но, однако, вокруг много и вовсе не робких граждан. И когда начались танцы, я поняла, что перманент и выпуклый глаз вкупе с нарядным платьем привлекают этих мутных личностей. А алкоголь внутри организмов делал эти самые организмы особо активными: они толклись рядом, пытались обнять, поцеловать и вообще — утащить в тёмный угол.
Я, конечно, сопротивлялась аккуратно, чтоб, значит, не раздражать озабоченных граждан. Свидетель вяло плясал тут же, внимания на инсинуации местной фауны особо не обращал. Так, иногда поглядывал и усмехался.
Мне это показалось обидным: как ни крути, а мне обещали защиту и ограждение от всяческих неприятностей. А он вон — и не думает ограждать. Смешно ему. Я решила, что мне безопасней будет всё-таки за столом, с невестой и женихом. И с остальными более-менее спокойными гостями.
И нет бы уйти молча! Так нет — взыграла обида:
— Ну раз такое дело, — говорю я, — раз меня никто не собирается ограждать, раз все тут такие пугливые — я отсюда удаляюсь. Раз вам боязно защитить даму — то и пляшите тут с этими агрессорами, и обнимайтесь с ними — раз они вам так нравятся!
И пошлёпала в соседнее помещение, где были накрыты столы.
Иду и слышу — кто-то с рёвом за спиной топочет. Думаю, может, что-то случилось? Может, думаю, драма на улице и человек бежит рассказать всем? Оглядываюсь… А это за мной несётся «защитник»! В общем, тот самый робкий мужчинка. А теперь он был вовсе не робкий: морда красная, перекошена, кулаком размахивает, орёт громко и не совсем понятно. Видно, что человек разволновался. К тому же очень нетрезвый человек. Язык немного заплетается. Но передвигается мужчина бодро. Бодро, а главное — за мной.
Я, конечно, несколько растерялась вначале. Но, вы понимаете, мужик под градусом, опять же крепкий, и кулаки… Я решила, что если его не остановить — он меня, натурально, побьёт. А то и вовсе того… Омрачать всеобщее веселье своим незапланированным трупом мне показалось неуместным. Я была вынуждена принять меры: схватила двумя руками первый попавшийся предмет мебели и обрушила на потенциального убийцу.
Предметом оказался сервант.
Небольшой такой, всего метр пятьдесят высотой. И это на ножках. Это был раритет семидесятых годов прошлого века. Сервант небольшой и лёгкий. Упал аккурат на преследователя. Преследователь хоть и потерял берега по неизвестной причине, сервантом был решительно остановлен. Знаете ли, даже если ты нервная личность — поток стратегического запаса семейного хрусталя и фарфора несколько отрезвляет. И даже кое-где мешает передвигаться. Особенно если сверху — сервант. Свадьба, конечно, несколько замялась, но, впрочем, ненадолго: какая свадьба без драки? А раз драка закончилась — чего тут и спорить-то: наливай.
Налили. Выпили. Прибрали сервант на место, битые раритеты — вынесли вон.
Сидим, радуемся новой ячейке общества.
И вот когда все успокоились, правда-то и открылась.
Робкий свидетель оказался следователем по особо важным делам, то есть исключительно серьёзный человек. Ему и доверили охранять ветреную подружку невесты — меня то есть. Случись чего, не приведи господи (дамочка на язык несдержанная), чтоб, значит, никто не обиделся, и ничего не случилось. Контингент, то есть, предполагалось сдерживать в их всяческих агрессивных порывах.
Но контингент-то в основном местный, кто такой этот самый свидетель — знают. А может, и встречались непосредственно у него на работе, непосредственно по убойным делам, тут мне неизвестно. А только все вели себя предельно осторожно, чтоб не дай бог этот робкий на вид важняк не осерчал.
А с другой стороны — он мне даже не улыбался и вообще — игнорировал. И контингент решил приударить за ветреной подружкой невесты.
А потом я совершила ошибку — прилюдно объявила, что защитник из него никакой, а может даже и пугливый. И ушла. И этот «защитник»-неудачник бросился за мной чтобы:
— во-первых, указать, что он не из пугливых;
— во-вторых, чтоб вернуть меня на танцпол для продолжения увеселений.
А поскольку алкоголь несколько затруднил вербальную коммуникацию — погоня вышла устрашающей. И привела к недоразумению.
Впрочем, как сказала хозяйка дома, хрусталя там было всего ничего — всё уже на столе. А фарфор на кухне — приготовлен для чаепития. Пострадали сущие мелочи и стекло в серванте. Важняк не пострадал. Что характерно.
Все сделали выводы, обещали перевоспитаться.
Впрочем, на второй день очень нетрезвый важняк снова гонялся за мной и обещал набить морду. Уж и не помню за что. Может-таки выводы я сделала неправильные и снова обидела человека. Тут уж не могу сказать.
А так как сервантов не напасёшься — я скрылась от представителя органов в переулке и уехала домой. Догуливали без меня.
И знаете, так получилось, что больше на свадьбах я не гуляла. Вроде бы.
А тебе вот, на))